Он вернулся к своей истории, закончив рассказ о Мензоберранзане и дополнив его рассказом о своем отце и окончательной победе Закнафейна над безнравственными жрицами Ллос. Он подробно описал свое путешествие через Подземье, дорогу, которая привела его, наконец, к поверхностному миру.
К тому времени их урчащие животы прервали рассказы, и они оба пошли к своим припасам. Но Эффрон предложил Дзирту продолжить свой рассказ во время еды, и он рассказывал до тех пор, пока они снова не легли спать. Дзирт покинул воображение Эффрона на склоне холодной горы, известной как Пирамида Кельвина, с обещанием рассказать ему о самых лучших друзьях, каких только можно пожелать.
У них было достаточно времени, чтобы Дзирт закончил свои истории, ибо дни проплывали мимо и никто, не, Дрейго Проворный или его приспешники, ни Далия и остальные, их не навестил.
Так продолжалось десять дней, и Эффрон, также, поделился своими рассказами о взрослении в тени Херцго Алегни, и под суровой опекой лорда Дрейго Проворного.
Они исчерпали еду и воду, и сидели в собственных нечистотах, они оба задавались вопросом, что если Дрейго посадил их в это место, чтобы о них забыть и дать им умереть в тесноте, тьме и монотонном жужжании.
— Наши друзья, вероятно, победили, но они еще нас не нашли, — заявил однажды Эффрон, его голос был почти шепотом, ибо у него не было силы говорить громче. — Лорд Дрейго не оставил бы меня здесь умирать.
На лице, лежащего на спине, Дзирта было скептическое выражение.
Ты был очень важен для него, — пояснил Эффрон, повторив то, что он сказал Дзирту на обратном пути «Пескаря Шкипера» к Лускану. — Он не будет…
Это были последние слова, которые Эффрон сказал Дзирту в той клетке, или, по крайней мере, последнее, что слышал Дзирт.
Когда Дзирт очнулся, он оказался в другом месте, в более типичной темнице с каменными стенами и земляным полом. Он сидел у стены напротив решетчатой двери, его руки были прикованы цепью над головой, а другой конец цепи был прибит в стену намного выше.
Дзирту потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в изменениях его ситуации, но первое, что пришло ему на ум, не было утешительной мыслью: учитывая его затруднительное положение и изменение места, его друзья, конечно, не победили.
Здесь было темнее, чем в той клетке, единственный свет шел от далекого мерцания факелов на стене через множество изгибов и поворотов от местоположения Дзирта. Перед собой на полу Дзирт заметил тарелку с едой, и это зрелище напомнило ему о том, как отчаянно он был голоден.
Пара крыс суетилась вокруг тарелки, но Дзирт не мог до нее дотянуться своими прикованными руками. Инстинктивным, даже диким движением ног, Дзирт прогнал грызунов, прогнал их — и, взглянув на свои ноги, понял, что он теперь голый. Однако его мысли едва ли отметили значение этого, или чего-либо еще, когда он пальцами ног подцепил тарелку и подтащил ее поближе.
Но он, по-прежнему, не мог дотянуться до нее руками или лицом, поскольку он не мог опустить свои руки ниже плеч. В течение нескольких мгновений он тщетно дергал цепи, но затем, ведомый почти безумным голодом, он просто схватил еду своей грязной ногой и использовал свою прекрасную гибкость, чтобы поднести ее ко рту.
Ему удалось протолкнуть сухую и неприятную на вкус массу по своему пересохшему горлу, но после единственного глотка, он решил, что попробовал более чем достаточно, и поэтому он просто откинулся назад и стал думать о мире за пределами этой могилы.
Он заставил себя думать о Кэтти-бри…
— Это унизительно, не так ли? — раздался голос, казалось, откуда-то издалека.
Дзирт приоткрыл один глаз и поморщился от яркого света. Факел был прямо перед его камерой в руках старого морщинистого шейда.
— Как должно быть больно Миликки думать о своем излюбленном чаде в таком затруднительном положении, — насмехался старый негодяй.
Дзирт попытался ответить, но оказался не в силах произнести хоть слово сухими потрескавшимися губами.
Он услышал скрип металла, дверь его камеры отворилась, затем ему грубо засунули в рот еще еды и дали запить неприятной на вкус водой.
Вскоре это произошло снова, а затем еще раз через некоторое время после этого. У Дзирта было слабое представление о прошедшем времени, но ему казалось, что прошло много-много дней.
Несмотря на грязь и плохое питание, дроу обнаружил, что его силы и чувствительность постепенно восстанавливаются. Затем старый шейд появился снова, но в его камере, стоя перед ним.
— Что же мне с тобой делать, Дзирт До’Урден? — спросил он.
— Кто ты?
— Лорд Дрейго Проворный, разумеется, — ответствовал Дрейго. — А это мой замок, на который вы напали. По законам любой земли, я имею право тебя убить.
— Я пришел за Гвенвивар, — ответил Дзирт, и, делая этот короткий ответ он дюжину раз закашлялся из-за сухости в горле.
— Ах, да, пантера. Ты, конечно, ее не получишь, но, ты, вероятно, никогда не покинешь это место. — Он остановился и хитро посмотрел на дроу. — Но с другой стороны, если ты будешь сотрудничать, то, возможно, мы станем большими друзьями.
Дзирт не понял этого замечания.
— Скажи мне, дроу, кому ты поклоняешься?
— Что?
— Кто твой бог?
— Я следую принципам Миликки — ты уже сам говорил это, — ответил Дзирт хриплым шепотом.
Дрейго Проворный кивнул и задумчиво положил руку на подбородок. — Возможно, мне следует спросить, кто поклоняется тебе?
Дзирт посмотрел на него с любопытством, и старый негодяй засмеялся, хрипя почти также как Дзирт.