Последний Порог - Страница 63

К оглавлению

63

Но он отогнал эти страхи напоминанием о том, что Джарлакс не был врагом Дзирта До’Урдена, и все, что с ним связано, конечно, пошло глубже, чем какие-либо страхи или обиды, какие дроу мог бы питать к такому относительно незначительному игроку как Артемис Энтрери.

Ему не удавалось выйти из каюты капитана, пока солнце не начало садиться, и у него было много часов, чтобы обдумать все, что он узнал. Он решил не делиться информацией с остальными.

Если в Лускане их ожидает засада Бреган Д’Эрт, то он, конечно, не хотел бы быть поблизости, чтобы посмотреть на это, но если бы… возможно, он мог бы получить шанс отомстить Джарлаксу за предательство и это, конечно, стоило бы риска. Энтрери держал руку на эфесе своего украшенного драгоценными камнями кинжала каждый раз, когда он думал о Джарлаксе, воображая сладость похищения этой черной души.

Глава 11
Темная комната, темный секрет

Эффрон мерил шагами огромный причал Врат Балдура, как и каждое утро уже больше месяца. Он был в недоумении — судно должно было быть в порту вскоре после его прибытия. Эффрон каждый день приходил сюда; каждый день тифлинг спрашивал всех портовых рабочих, которых он мог найти, и у которых было время, чтобы с ним поговорить.

Ничего.

Ни слова о «Пескаре Шкипере» и глядя на безбрежные, темные воды, волнующиеся перед ним в этот дождливый день, Эффрону не трудно было предположить, что судно было потеряно в этой неприветливой, окружающей среде известный как Побережье Мечей. На самом деле, в это особенно тоскливое утро, чернокнижник был в этом уверен.

Вероятно, океан забрал его и всех на борту, или какие-то морские дьяволы, большая акула, кит или даже кракен, пробил его корпус и утащил на дно, пировать экипажем.

Если он был прав, то его мать умерла, и цель его жизни столкнулась с резким концом.

Или возможно его настроение было результатом погоды, а не какого-то разумного заключения. В этот день воздух был тяжелый, хотя весна быстро мчалась к лету.

Эффрон отверг это поверхностное мнение. Погода не благоприятствовала, но и такого резкого конца, как казалось, не было. Это утро стало логическим завершением его возрастающего страха. Эффрон уже две десятидневки боролся с неотвязным чувством, что они погибли, поглощены морем, и что его виды на будущее — на его собственное будущее — собирались резко поменяться.

Он хотел ее смерти. Он хотел ее убить.

Теперь он стал сиротой. Теперь его мечта осуществилась, но ее вкус, неожиданно, оказался не таким уж сладким.

— Будь ты проклята, — прошептал он себе под нос, шагая по огромной пристани этого впечатляющего портового города. Это были единственные слова, которые он произнес, даже не потрудившись спросить портовых рабочих, видел ли что-то, или слышал кто-нибудь о подходе «Пескаря Шкипера».

Не было никакого смысла.

А возможно, он боялся, что не было никакого смысла задавать пустые вопросы портовым рабочим Врат Балдура.

Он шел медленно, его неживая рука болталась у него за спиной. Влага вокруг его глаз была больше, чем дождь тяжелого и влажного дня.

В течение многих лет он пытался утвердиться перед своим отцом. Разумеется, он никогда не мог стать воином, каким хотел его видеть Херцго Алегни, с его плечом и бесполезной рукой и дюжиной других менее очевидных или резких недостатков, имеющихся в его хрупкой фигуре. Но, тем не менее, он пытался, каждый день и всеми способами. А принадлежал ли чернокнижник в Царстве Теней самому себе когда-либо в жизни? Он случайно услышал, что даже Дрейго Проворный не был таким успешным, как Эффрон сейчас, пока ему не исполнилось сорок лет, хотя Эффрон был вдвое моложе.

Он жил своей жизнью со смелостью и дисциплиной, и даже лорды Нетерила, время от времени, принимали его во внимание.

Чем-то из этого мог гордиться Херцго Алегни?

Эффрон честно не знал. Если это так, его жестокий отец-тифлинг никогда этого не показывал. И даже в тех немногих случаях, когда слова или взгляд Херцго Алегни возможно говорили об отцовской гордости, жестокий опыт, научил Эффрона рассматривать их больше как манипуляцию, чем что-либо еще, как будто эгоцентричный Херцго Алегни повышал мораль Эффрона, потому что хотел получить из него нечто большее.

Эффрон рассматривал возможность того, что у него не было более глубоких чувств к Алегни, чем он питал к Далии.

Ах, Далия. Для Эффрона она была камнем преткновения, предельной болью, отчаянным вопросом и неотвязным сомнением.

Она бросила его с утеса.

Его мать полностью отказалась от него и бросила его с утеса.

Как она могла так поступить?

Как он ее ненавидел!

Как он отчаянно желал ее убить!

Как он нуждался в ней.

Он не мог собраться с мыслями, в этот тоскливый день эмоции нападали на него со всех сторон. Теперь, на этой пристани сегодня утром, он принял тот факт, что она погибла, и волны, идущие к нему с разных сторон, катились и поднимались, накатывались и сталкивались посреди его сознания.

— Ха! — раздался крик, когда он проходил мимо пары пожилых людей, один из них со шваброй, а другой с парой ручных багров для разгрузки мешков зерна.

— Я же говорил, что сегодня уродец не будет спрашивать! — продолжил вооруженный баграми старик и издал визгливый смешок.

— Ты смеешься надо мной? — сурово спросил Эффрон.

— Не-а, дьяволенок, он просто смеется над собственным предсказанием, — ответствовал человек со шваброй. — Он сказал, что сегодня ты не спросишь о «Пескаре Шкипере».

— И скажи на милость, откуда он это знает?

63