Он понял мою затею, и когда Далия публично ее осудила, он предложил свою безмолвную поддержку — я не знаю почему — взгляд и кивок.
Я был бы лжецом, если бы заявил, что не был взволнован тем, что Артемис Энтрери отправится со мной в это путешествие. Он искупленный человек? Маловероятно. И я по-прежнему с ним осторожен, чтобы быть уверенным. Но в этом случае, он показал мне, что в его разбитом, покрытом рубцами сердце действительно есть нечто большее. Он, конечно, никогда не признает своего волнения при нахождении этого решения, не больше, чем, когда он вернулся из нашего первого набега на сахуагинов с довольной ухмылкой на его вечно угрюмом лице.
Но этот кивок мне кое-что сказал.
И это кое-что делает это мое решение — нет, делает эти мои решения верными. Поскольку я принудил Энтрери отправиться со мной на север, но прежде принял его предложение о помощи с Херцго Алегни, и даже доверял его советам в коллекторах Невервинтера, что еще более важно.
Я принимаю верные решения, потому что следую за своей совестью превыше всего остального, потому что мои страхи больше не могут меня поколебать.
Поэтому я свободен.
И, что не менее важно, я доволен, ибо вернулась моя вера, большой цикл цивилизации непреклонно движет расы Фаэруна к лучшему предназначению. Всегда будут препятствия — Магическая Чума, падение Лускана к пиратам, появление империи Нетерил, нацеленный на Невервинтер катаклизм, — но больший рассказ, один из тянущихся вперед, сдержанного решения и определения, маленьких и больших героев. Давление, воины, и мир становится культурней, свободней и удобней для большего количества людей.
Такова вера, что направляет мои шаги.
Там, где прежде я видел неопределенность и шел с неуверенностью, теперь я вижу возможности и приключения. Мир разрушен — я могу все исправить?
Я не знаю, но полагаю, что попытка сделать это будет самым великим приключением.
Солнце было высоко в небе, Дорвиллан наблюдал за длинной процессией, поворачивающей вниз по дороге, ниже его места сбоку крутого холма. Ветхие телеги, запряженные измученными ишаками и крайне тощими лошадьми и коровами, покачивались на неровных, шатких колесах.
В этих телегах женщин было больше, чем мужчин и больше пожилых людей, чем молодых — за исключением очень молодых. Дети носились от телеги к телеге, из фургона в фургон, играя в причудливые игры, воображая великие приключения. Глядя на хмурые лица кучеров, Дорвиллан понял, что их родители отчаянно надеются, что любые такие приключения останутся воображаемыми.
Они откликнулись на призыв доброго крестьянина Стайлеса, и несколько его людей сопровождали этот караван. Зима, наконец, отступала, дороги расчищались, и Стайлес отправил повозки на север к угодьям за пределами Лускана, чтобы призвать народ совершить десятидневное путешествие к Порт Лласту, в новый дом.
И действительно, Порт Лласт процветал, по сравнению с предыдущей осенью. С помощью Дзирта и его друзей, а также подкрепления банды разбойников, горожане вернули подход к морю, а новая стена была почти закончена, больше потрепанная приливом, чем действиями сахуагинов. Катапульты на скальных склонах были восстановлены и укомплектованы людьми… или полуограми, в зависимости от обстоятельств. А самым лучшим было то, что дюжина лодок снова стала мореходной, и в гавани теперь можно собрать обильный урожай, под защитой гренадеров на стене.
Всего пару месяцев назад Дорвиллан объяснил Дзирту, что остался в умирающем городке Порт Лласт только из верности к упрямым и стойким горожанам, его слова ясно давали понять, что он искренне верит, что городок доживает свои последние дни. Но теперь воспоминание о тех словах, о тех сомнениях, почти смутило эльфа.
И вот пришли новые горожане, и смех играющих детей снова заполнит аллеи Порт Лласта, Дорвиллан даже не ожидал, что этот звук когда-нибудь вернется в закаленный в боях и запятнанный кровью город.
— Если они туда доберутся, — напомнил себе эльф и обругал себя, когда снова обратил внимание на извилистую дорогу к северу от процессии. Они преодолели много дней пути, но, ни что не может быть опасней, чем эти первые шаги, опасался Дорвиллан. Он приложил козырьком руку над глазами и, прищурившись, посмотрел на север, представляя неровный горизонт Лускана. Верховные капитаны того города отказались от этих людей, это верно, но Дорвиллан сомневался, что те же самые верховные капитаны их отпустят.
Эльф дождался, когда процессия покинет его поле зрения, скатился на юг, поднял свой лук и пошел на север, разведать дорогу.
Прежде чем солнце успело пройти полпути к горизонту, он прицелился из лука в группу из четырех всадников, гарнизон Лускана, их лошади легко неслись на юг.
Дорвиллан не уверенную пожевал губу. Знали ли они о тайном исходе? Если так, они бы послали сообщение обратно на север?
Он поднял свой лук, когда другая группа всадников подошла с севера. Они встретились и обменялись несколькими словами, понял эльф, когда объединенная группа, уже из десяти человек, быстро двинулась на юг.
Дорвиллан последовал за ними, он бежал по возвышенности, более прямому пути, чем извилистая дорога.
Когда солнце достигло западного горизонта, опустились зимние сумерки, и далеко на юге появилось несколько бивачных костров. Дорвиллан сомневался, что всадники ниже на дороге видели это, ибо они тоже остановились и зажгли свои факелы.
Дорвиллан поднес к губам свой рог, и раздалась долгая печальная нота.